Ћ.ѓенри. Џоследний лист

 
 
 
 
 
 ‚ небольшом квартале к западу от ‚ашингтон-сквера улицы перепутались
и переломались в короткие полоски, именуемые проездами. ќти проезды
образуют странные углы и кривые линии. Ћдна улица там даже пересекает
самое себЯ раза два. Ќекоему художнику удалось открыть весьма ценное
свойство этой улицы. Џредположим, сборщик из магазина со счетом за краски,
бумагу и холст повстречает там самого себЯ, идущего восвоЯси, не получив
ни единого цента по счету!
 € вот люди искусства набрели на своеобразный квартал ѓринич-‚иллидж в
поисках окон, выходЯщих на север, кровель •VIII столетиЯ, голландских
мансард и дешевой квартирной платы. ‡атем они перевезли туда с �естой
авеню несколько оловЯнных кружек и одну-две жаровни и основали "колонию".
 ‘тудиЯ ‘ью и „жонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома.
„жонси - уменьшительное от „жоанны. Ћдна приехала из штата Њэйн, другаЯ из
Љалифорнии. Ћни познакомились за табльдотом одного ресторанчика на ‚ольмой
улице и нашли, что их взглЯды на искусство, цикорный салат и модные рукава
вполне совпадают. ‚ результате и возникла общаЯ студиЯ.
 ќто было в мае. ‚ ноЯбре неприветливый чужак, которого доктора
именуют Џневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаЯсь то одного, то
другого своими ледЯными пальцами. Џо ‚осточной стороне этот душегуб шагал
смело, поражаЯ десЯтки жертв, но здесь, в лабиринте узких, поросших мохом
переулков, он плелсЯ нога за нагу.
 ѓосподина Џневмонию никак нельзЯ было назвать галантным старым
джентльменом. ЊиниатюрнаЯ девушка, малокровнаЯ от калифорнийских зефиров,
едва ли могла считатьсЯ достойным противником длЯ дюжего старого тупицы с
красными кулачищами и одышкой. Ћднако он свалил ее с ног, и „жонси лежала
неподвижно на крашеной железной кровати, глЯдЯ сквозь мелкий переплет
голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.
 Ћднажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых
бровей вызвал ‘ью в коридор.
 - “ нее один шанс... ну, скажем, против десЯти, - сказал он,
стрЯхиваЯ ртуть в термометре. - € то, если она сама захочет жить. ‚сЯ наша
фармакопеЯ терЯет смысл, когда люди начинают действовать в интересах
гробовщика. ‚аша маленькаЯ барышнЯ решила, что ей уже не поправитьсЯ. Ћ
чем она думает?
 - …й... ей хотелось написать красками Ќеаполитанский залив.
 - Љрасками? —епуха! Ќет ли у нее на душе чего-нибудь такого, о чем
действительно стоило бы думать, например, мужчины?
 - Њужчины? - переспросила ‘ью, и ее голос зазвучал резко, как губнаЯ
гармоника. - Ќеужели мужчина стоит... „а нет, доктор, ничего подобного
нет.
 - Ќу, тогда она просто ослабла, - решил доктор. - џ сделаю все, что
буду в силах сделать как представитель науки. Ќо когда мой поциент
начинает считать кареты в своей похоронной процессии, Я скидываю пЯтьдесЯт
процентов с целебной силы лекарств. …сли вы сумеете добитьсЯ, чтобы она
хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, Я вам
ручаюсь, что у нее будет один шанс из пЯти, вместо одного из десЯти.
 Џосле того как доктор ушел, ‘ью выбежала в мастерскую и плакала в
Японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно.
Џотом она храбро вошла в комнату „жонси с чертежной доской, насвистываЯ
рэгтайм.
 „жонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметнаЯ под одеЯлами.
‘ью перестала насвистывать, думаЯ, что „жонси уснула.
 Ћна пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу.
„лЯ молодых художников путь в €скусство бывает вымощен иллюстрациЯми к
журнальным рассказам, которыми молодые авторы мостЯт себе путь в
‹итературу.
 ЌабрасываЯ длЯ рассказа фигуру ковбоЯ из Ђйдахо в элегантных бриджах
и с моноклем в глазу, ‘ью услышала тихий шепот, повторившийсЯ несколько
раз. Ћна торопливо подошла к кровати. ѓлаза „жонси были широко открыты.
Ћна смотрела в окно и считала - считала в обратном порЯдке.
 - „венадцать, - произнесла она, и немного погодЯ: - одиннадцать, - а
потом: - "десЯть" и "девЯть", а потом: - "восемь" и "семь" - почти
одновременно.
 ‘ью посмотрела в окно. —то там было считать? Ѓыл виден только пустой,
унылый двор и глухаЯ стена кирпичного дома в двадцати шагах. ‘тарый-старый
плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную
стену. •олодное дыхание осени сорвало листьЯ с лозы, и оголенные скелеты
ветвей цеплЯлись за осыпающиесЯ кирпичи.
 - —то там такое, милаЯ? - спросила ‘ью.
 - �есть, - едва слышно ответила „жонси. - ’еперь они облетают гораздо
быстрее. ’ри днЯ назад их было почти сто. ѓолова кружилась считать. Ђ
теперь это легко. ‚от и еще один полетел. ’еперь осталось только пЯть.
 - —его пЯть, милаЯ? ‘кажи своей ‘ьюди.
 - ‹истьевћ Ќа плюще. Љогда упадет последний лист, Я умру. џ это знаю
уже три днЯ. ђазве доктор не сказал тебе?
 - Џервый раз слышу такую глупость! - с великолепным презрением
отпарировала ‘ью. - Љакое отношение могут иметь листьЯ на старом плюще к
тому, что ты поправишьсЯ? Ђ ты еще так любила этот плющ, гадкаЯ девочка!
Ќе будь глупышкой. „а ведь еще сегоднЯ доктор говорил мне, что ты скоро
выздоровеешь... позволь, как же это он сказал?.. что у тебЯ десЯть шансов
против одного. Ђ ведь это не меньше, чем у каждого из нас здесь в
Ќью-‰орке, когда едешь в трамвае или идешь мимо нового дома. Џопробуй
съесть немножко бульона и дай твоей ‘ьюди закончить рисунок, чтобы она
могла сбыть его редактору и купить вина длЯ своей больной девочки и свиных
котлет длЯ себЯ.
 - ‚ина тебе покупать больше не надо, - отвечала „жонси, пристально
глЯдЯ в окно. - ‚от и еще один полетел. Ќет, бульона Я не хочу. ‡начит,
остаетсЯ всего четыре. џ хочу видеть, как упадет последний лист. ’огда
умру и Я.
  - „жонси, милаЯ, - сказала ‘ью, наклонЯЯсь над ней, - обещаешь ты мне
не открывать глаз и не глЯдеть в окно, пока Я не кончу работать? џ должна
сдать иллюстрацию завтра. Њне нужен свет, а то Я спустила бы штору.
 - ђазве ты не можешь рисовать в другой комнате? - холодно спросила
„жонси.
 - Њне бы хотелось посидеть с тобой, - сказала ‘ью. - Ђ кроме того, Я
не желаю, чтобы ты глЯдела на эти дурацкие листьЯ.
 - ‘кажи мне, когда кончишь, - закрываЯ глаза, произнесла „жонси,
бледнаЯ и неподвижнаЯ, как поверженнаЯ статуЯ, - потому что мне хочетсЯ
видеть, как упадет последний лист. џ устала ждать. џ устала думать. Њне
хочетсЯ освободитьсЯ от всего, что менЯ держит, - лететь, лететь все ниже
и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев.
 - ЏостарайсЯ уснуть, - сказала ‘ью. - Њне надо позвать Ѓермана, Я
хочу писать с него золотоискателЯ-отшельника. џ самое большее на минутку.
‘мотри же, не шевелись, пока Я не приду.
 ‘тарик Ѓерман был художник, который жил в нижнем этаже под их
студией. …му было уже за шестьдесЯт, и борода, всЯ в завитках, как у
ЊоисеЯ Њикеланджело, спускалась у него с головы сатира на тело гнома. ‚
искусстве Ѓерман был неудачником. Ћн все собиралсЯ написать шедевр, но
даже и не начал его. “же несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок,
реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Ћн зарабатывал кое-что,
позируЯ молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не
по карману. Ћн пил запоем, но все еще говорил о своем будущем шедевре. Ђ в
остальном это был злющий старикашка, который издевалсЯ над всЯкой
сентиментальностью и смотрел на себЯ, как на сторожевого пса, специально
приставленного длЯ охраны двух молодых художниц.
 ‘ью застала Ѓермана, сильно пахнущего можжевеловыми Ягодами, в его
полутемной каморке нижнего этажа. ‚ одном углу двадцать пЯть лет стоЯло на
мольберте нетронутое полотно, готовое принЯть первые штрихи шедевра. ‘ью
рассказала старику про фантазию „жонси и про свои опасениЯ насчет того,
как бы она, легкаЯ и хрупкаЯ, как лист, не улетела от них, когда ослабнет
ее непрочнаЯ свЯзь с миром. ‘тарик Ѓерман, чьи красные глада очень заметно
слезились, раскричалсЯ, насмехаЯсь над такими идиотскими фантазиЯми.
 - —то! - кричал он. - ‚озможна ли такаЯ глупость - умирать оттого,
что листьЯ падают с проклЯтого плюща! Џервый раз слышу. Ќет, не желаю
позировать длЯ вашего идиота-отшельника. Љак вы позволЯете ей забивать
голову такой чепухой? Ђх, беднаЯ маленькаЯ мисс „жонси!
 - Ћна очень больна и слаба, - сказала ‘ью, - и от лихорадки ей
приходЯт в голову разные болезненные фантазии. Ћчень хорошо, мистер
Ѓерман, - если вы не хотите мне позировать, то и не надо. Ђ Я все-таки
думаю, что вы противный старик... противный старый болтунишка.
 - ‚от настоЯщаЯ женщина! - закричал Ѓерман. - Љто сказал, что Я не
хочу позировать? €дем. џ иду с вами. Џолчаса Я говорю, что хочу
позировать. Ѓоже мой! ‡десь совсем не место болеть такой хорошей девушке,
как мисс „жонси. Љогда-нибудь Я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. „а,
да!
 „жонси дремала, когда они поднЯлись наверх. ‘ью спустила штору до
самого подоконника и сделала Ѓерману знак пройти в другую комнату. ’ам они
подошли к окну и со страхом посмотрели на старый плющ. Џотом
переглЯнулись, не говорЯ ни слова. �ел холодный, упорный дождь пополам со
снегом. Ѓерман в старой синей рубашке уселсЯ в позе
золотоискателЯ-отшельника на перевернутый чайник вместо скалы.
 Ќа другое утро ‘ью, проснувшись после короткого сна, увидела, что
„жонси не сводит тусклых, широко раскрытых глаз со спущенной зеленой
шторы.
 - Џодними ее, Я хочу посмотреть, - шепотом скомандовала „жонси.
 ‘ью устало повиновалась.
 € что же? Џосле проливного дождЯ и резких порывов ветра, не
унимавшихсЯ всю ночь, на кирпичной стене еще виднелсЯ один лист плюща -
последний! ‚се еще темнозеленый у стебелька, но тронутый по зубчатым краЯм
желтизной тлениЯ и распада, он храбро держалсЯ на ветке в двадцати футах
над землей.
 - ќто последний, - сказала „жонси. - џ думала, что он непременно
упадет ночью. џ слышала ветер. Ћн упадет сегоднЯ, тогда умру и Я.
 - „а бог с тобой! - сказала ‘ью, склонЯЯсь усталой головой к подушке.
- Џодумай хоть обо мне, если не хочешь думать о себе! —то будет со мной?
 Ќо „жонси не отвечала. „уша, готовЯсь отправитьсЯ в таинственный,
далекий путь, становитсЯ чуждой всему на свете. ЃолезненнаЯ фантазиЯ
завладевала „жонси все сильнее, по мере того как одна за другой рвались
все нити, свЯзывавшие ее с жизнью и людьми.
 „ень прошел, и даже в сумерки они видели, что одинокий лист плюща
держитсЯ на своем стебельке на фоне кирпичной стены. Ђ потом, с
наступлением темноты, опЯть поднЯлсЯ северный ветер, и дождь беспрерывно
стучал в окна, скатываЯсь с низкой голландской кровли.
 Љак только рассвело, беспощаднаЯ „жонси велела снова поднЯть штору.
 ‹ист плюща все еще оставалсЯ на месте.
  „жонси долго лежала, глЯдЯ на него. Џотом позвала ‘ью, котораЯ
разогревала длЯ нее куриный бульон на газовой горелке.
 - џ была скверной девчонкой, ‘ьюди, - сказала „жонси. - „олжно быть,
этот последний лист осталсЯ на ветке длЯ того, чтобы показать мне, какаЯ Я
была гадкаЯ. ѓрешно желать себе смерти. ’еперь ты можешь дать мне немного
бульона, а потом молока с портвейном... •отЯ нет: принеси мне сначала
зеркальце, а потом обложи менЯ подушками, и Я буду сидеть и смотреть, как
ты стрЯпаешь.
 —асом позже она сказала:
 - ‘ьюди, надеюсь когда-нибудь написать красками Ќеаполитанский залив.
 „нем пришел доктор, и ‘ью под каким-то предлогом вышла за ним в
прихожую.
 - �ансы равные, - сказал доктор, пожимаЯ худенькую, дрожащую руку
‘ью. - Џри хорошем уходе вы одержите победу. Ђ теперь Я должен навестить
еще одного больного, внизу. …го фамилиЯ Ѓерман. ЉажетсЯ, он художник. ’оже
воспаление легких. Ћн уже старик и очень слаб, а форма болезни тЯжелаЯ.
Ќадежды нет никакой, но сегоднЯ его отправЯт в больницу, там ему будет
покойнее.
 Ќа другой день доктор сказал ‘ью:
 - Ћна вне опасности. ‚ы победили. ’еперь питание и уход - и больше
ничего не нужно.
 ‚ тот же вечер ‘ью подошла к кровати, где лежала „жонси, с
удовольствием довЯзываЯ Яркосиний, совершенно бесполезный шарф, и обнЯла
ее одной рукой - вместе с подушкой.
 - Њне надо кое-что сказать тебе, белаЯ мышка, - начала она. - Њистер
Ѓерман умер сегоднЯ в больнице от воспалениЯ легких. Ћн болел всего только
два днЯ. “тром первого днЯ швейцар нашел бедного старика на полу в его
комнате. Ћн был без сознаниЯ. Ѓашмаки и всЯ его одежда промокли насквозь и
были холодны, как лед. Ќикто не мог понЯть, куда он выходил в такую
ужасную ночь. Џотом нашли фонарь, который все еще горел, лестницу,
сдвинутую с места, несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой
красками. Џосмотри в окно, дорогаЯ, на последний лист плюща. ’ебЯ не
удивлЯло, что он не дрожит и не шевелитсЯ от ветра? „а, милаЯ, это и есть
шедевр Ѓермана - он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист.